Панпсихизм

Труды членов Российского философского общества. № 13. М., 2007.

Возможен ли ренессанс панпсихизма?

Позиция панпсихизма, предполагающая наличие духовного начала у любого природного объекта, в последние годы оказалась вытесненной за пределы внимания серьезных исследователей природы психического. В общем это и понятно: панпсихизм кажется столь искусственным и маргинальным, что присоединение к нему чревато очевидной потерей времени и усилий, а также реальным уроном для профессиональной репутации. Однако, мне представляется, что затрагиваемая подзабытая «нереспектабельная» тема имеет перспективу пережить ренессанс и способна задать интересную и продуктивную стратегию для будущих исследований феноменов психики, сознания и искусственного интеллекта.

Мой прогноз основывается на последовательной оценке и анализе такого недостаточно осмысленного достижения научного познания XX в., как трансдисциплинарные исследования, т.е. исследования, изучающие свойства и закономерности, общие для объектов различной субстратной природы. Сейчас уже подзабылось, что в свое время появление трансдисциплинарной кибернетики вызвало буквально шок, т.к. впервые было установлено существование закономерностей, пронизывающих предметные поля сразу нескольких прежде резко разграниченных фундаментальных наук. Неологизм «трансдисциплинарность»¹ и был призван выразить открытие общности между прежде противопоставляемыми объектами и вследствие этого вынужденный выход исследователей за рамки отдельных традиционных дисциплин.

Судя по всему, рождение кибернетики ознаменовало появление важной и устойчивой тенденции, которая продолжает набирать силы и сегодня. Об этом совершенно отчетливо свидетельствует тот факт, что процесс кристаллизации в массиве научного знания дисциплин, отличающихся столь необычным универсальным статусом, не ограничился только кибернетикой, но получил явное и неявное продолжение.

Так, трансдисциплинарные заботы после кибернетики «подхватили» системные исследования, далее, синергетика. Ныне на подходе целый ряд новых, формирующихся, трансдисциплинарных направлений,.

Все появившиеся исследования столь панорамного типа обладают характерной спецификой: они исходят из отчетливого признания того, что в изучаемых разными фундаментальными науками объектах (или мирах, к которым они принадлежат) много общего, родственного, сходного и что их полезно рассматривать совместно, в рамках некой единой познавательной деятельности.

Очень симптоматично, что семейство трансдисциплинарных исследований имеет явную тенденцию наращивания и дальнейшего расширения². Что из этого может следовать?

Фундаментальность факта рождения трансдисциплинарных исследований

Чтобы осознать возможную принципиальность происходящих перемен, целесообразно очертить тот доминирующий образ мироздания, который был унаследован наукой XX в. от прежних времен и еще недавно жестко определял организацию и характер научного поиска, преподавания и использования научных знаний. Во многом он влияет на познавательную деятельность и ныне, хотя уже все менее навязчиво. Когда он был в силе, то в своем, так сказать, классическом варианте представлял собой набор следующих обобщений:

1. Все изучаемые наукой объекты относятся к трем основным большим сферам реальности: к неорганическому миру, органическому миру и к миру социальных систем. В более детализированном варианте образа мироздания все объекты соотносятся с определенными «структурными уровнями» бытия, каждый из которых изучается самостоятельной фундаментальной наукой. Принадлежность объекта к определенному структурному уровню бытия характеризует его «субстратную природу».

2. Основные сферы реальности возникли последовательно как порождения гигантского эволюционного процесса, стихийно создав характерную “лестницу бытия”:

ход эволюции: изменение состава

свойств

социальный мир (С) (А+В+Сознание)

органический мир (В) (А+Жизнь)

неорганический мир (А) (А)

…

Приведенный эскиз иллюстрирует традиционный взгляд, согласно которому позднее возникшие сферы бытия по сравнению с предшествующими обладают большей сложностью, а потому и дополнительными свойствами. Соответственно, хрестоматийными стали выражения вроде: развитие — это изменение от простого к сложному; человек — это венец, высшее достижение космической эволюции, с которым несопоставимы куда более примитивные объекты иной физической природы.

4. Объекты выделенных сфер бытия в силу их различия естественно изучать автономно, в рамках отдельных специальных наук (физики, химии, биологии…). Изучение незначительной обнаруживаемой общности – это сфера компетенции философии.

4. Массив научного знания, таким образом, естественно подразделить на две части: собственно научную и философскую.

Приведенная схема при всей своей простоте, а может быть, и благодаря этой простоте, довольно длительное время определяла полезное разделение труда в науке и в общем, особенно не мешала исследователям. Но именно этот образ мира пришел в явное несоответствие с развивающимся научным познанием XX века, когда неожиданно возникли трансдисциплинарные исследования, дерзко нарушившие привычные устои Большой науки.

Оценивая эти новации в целом, т.е. анализируя появление целого семейства рассмотренных выше универсальных дисциплин, невольно задаешься принципиальным вопросом, на который важно найти ответ:

Если к настоящему времени под эгидой разных наук уже выявлена значительно большая, чем это предполагалось прежде, однородность объектов и процессов, относящихся к различным структурным уровням Вселенной, то кто способен сегодня категоричным образом задать пределы такой однородности?

В основание возможного подхода к объяснению обозначившихся неясностей, на мой взгляд, может быть положена архитектурная метафора, которую можно выразить в виде идеи однородного мироздания.

Допустим нелепое, что “лестница бытия” (т.е. цепочка структурных уровней бытия) вопреки распространенному убеждению существенно однородна (иначе говоря, набор структурных, функциональных, эволюционных и субстратных характеристик для всех структурных уровней бытия един и одинаков). В таком случае могут и должны быть найдены различные свидетельства, подтверждающие это предположение. Естественным дополнением к выдвинутому предположению является и следующая мысль: если традиционные образы мира и науки сегодня уже не выглядят удовлетворительными, то следует провести их специальную “проверку на прочность”: в них могут и должны быть найдены и другие слабости и спорные места, подтверждающие целесообразность поиска новой точки зрения.

Оказывается, избранный подход ведет к ряду очень любопытных следствий, которые могут быть обсуждены, дополнены и подвергнуты критике. Иначе говоря, опора на идею однородного мироздания способна задать новый познавательный импульс, и это говорит в пользу подобного подхода (хотя пока и не отменяет его предположительного, гипотетичного характера).

Продуктивность предлагаемого представления о мироздании заключается не только в том, что оно позволяет более органично и с большей полнотой учесть реалии современной науки, но и в возможности увидеть серьезные неясности на, казалось бы, уже хорошо известном и проработанном исследователями “игровом поле”.

Обращаясь к идее однородной “лестницы бытия”, прежде всего, хотелось бы еще раз подчеркнуть, что я рассматриваю ее, конечно же, как гипотезу. Такая постановка вопроса, конечно, предполагает необходимость предъявления определенных аргументов в пользу развиваемой точки зрения. В то же время, как хорошо известно, признание идеи гипотетичной избавляет от необходимости ее немедленного согласования со всей суммарной фактологией, которая в чем-то может даже противоречить выдвинутой идее или же в силу недостатка накопленных данных ни подтверждать, ни опровергать ее. Какое же знание и какие соображения можно было бы положить в основу рассмотрения заявленной идеи?

Для определенности еще раз отмечу, что основанием для подобного рода работы становится признание того обстоятельства, что в ходе развития науки последних десятилетий из ее состава постепенно вычленяется объемный массив трансдисциплинарного знания. Все его компоненты обладают единой отличительной особенностью: они характеризуют свойства объектов различной субстратной природы. Таким образом, образ однородного мироздания, позволяет весьма естественно интегрировать в научную картину мира солидный массив трансдисциплинарного знания (в ином случае просто «подвешенный» и экзотичный).

Однако уже имеется возможность опереться не только на данную важную предпосылку.

Обратим внимание на то, что теоретическая конструкция, называемая научной картиной мира, рождена при содействии вполне определенного парадигмального основания, которое после выхода в свет работ К.Вольфа обозначается как “эпигенетическая” модель развития. Эта модель возникла в противовес распространенному преформистскому пониманию процессов онтогенеза и в отличие от него акцентировала внимание на появлении нового в развитии, на возникновении из первичной аморфной субстанции все более сложных образований. Именно данный парадигмальный образ и выступал эталоном при интеграции научного знания в форме традиционной научной картины мира, которая и рассматривается ныне как признанная и привычная. Между тем сегодня становится все более понятно, что это парадигмальное основание отнюдь не бесспорно. Уже “к концу XIX века стало очевидно, что исходный материал всякого онтогенеза далеко не так прост и бесструктурен, как это принималось ранее”³ На основе такого вывода возникло сомнение в надежности эпигенетической парадигмальной установки: “Современная палеонтология и современный трансформизм набрасывают перед нами картину “видимого эпигенеза”: жизнь на земле развивалась большею частью прогрессивно, более совершенные формы происходили от менее совершенных, высоко организованные от более простых и т.д. Этот последовательный процесс повышения многообразия животного и растительного царств можно было бы считать эпигенезом. Но есть ли какая-либо твердая уверенность в том, что уже самые первые обитатели земли не содержали в себе никаких “зачатков” и предрасположений к многообразию и сложности организации их отдаленных потомков? ...Относительно природы филогенеза, — является ли он эпигенетическим или же преформированным процессом, — мы в настоящее время лишены достаточной возможности прямого решения вопроса”⁴.

Открытие и изучение ДНК очевидным образом показали, что первичная “простая” субстанция - это очень сложное образование, причем есть весьма последовательное соответствие между ее структурами и структурами, которые обнаруживают себя в ходе онтогенеза. Таким образом, размышляя о надежности современной научной картины мира, уже нельзя не думать о том, что ее парадигмальный базис стал весьма уязвимым. Сегодня, создавая модель глобальной эволюции, полезно поразмышлять над тем, что, возможно, реконструируемые нами процессы восхождения от простого к сложному носят локальный характер, т.е. происходят в пределах отдельных структурных уровней бытия. Что же касается основной структуры глобально-эволюционного процесса, то, видимо, она в целом является инвариантной, в основе своей однородной, повторяющейся, о чем, собственно, и свидетельствует прогрессирующее открытие трансдисциплинарных закономерностей (кибернетических, системных, синергетических и др.).

Плохо согласуется с устоявшимися мировоззренческими установками и тот факт, что глубины микромира вместо приписываемых им традицией примитивизма и простоты со временем демонстрируют свое все более богатое внутреннее содержание. Во всяком случае за последние годы появилось много признаков того, что на мир естественно возникших объектов, которые относятся к неорганической природе, необходимо смотреть как на значительно более сложное, чем это обычно представлялось, образование. Потому и становятся все более привлекающими внимание высказывания вроде: “В начале века физики были очень близки к тому, чтобы свести структурные единицы вещества к небольшому числу “элементарных частиц”, таких, как электроны и протоны. Теперь мы далеки от столь простого описания. Как бы ни сложилась в будущем судьба теоретической физики, “элементарные” частицы обладают слишком сложной структурой, для того чтобы утверждение о “простоте микроскопического” можно было принять всерьез»⁵.

В этой же связи очень симптоматичным выглядит открытие распространенности так называемых «фрактальных структур» или, просто, «фракталов», которые теперь вполне могут претендовать на роль парадигмального основания для обновленной научной картины мира.

При широкой распространенности и внешней сложности фракталы обладают очень любопытным свойством – они представляют собой результат наложения множества однотипных структур, различающихся между собой прежде всего масштабом. О таких фигурах говорят, что они обладают «масштабным подобием» или «масштабной инвариантностью». Это означает, что при увеличении масштаба фрактала с целью обозрения его мелких компонентов, мы обнаружим, что эти компоненты очень схожи с самим исходным фракталом. Очень любопытно, что такого рода структуры естественны для природы и рождаются самопроизвольно в ходе соответствующих процессов самоорганизации.

Это открытие позволяет увидеть, что самые разнообразные структуры, воспринимаемые нами на макроуровне как сложные, представляют собой результат суммирования одинаковых по своему типу образований, которые отличаются друг от друга только масштабом. Иными словами, открытие фрактальности прямо свидетельствует, что для эволюции вполне естественно реализоваться в форме регулярного воспроизведения набора особенностей, который ею уже воспроизводился в ходе формирования более ранних по своему происхождению сфер бытия. Общий характер происходящих в Большой науке перемен позволяет предположить, что фрактальность, повторяемость одних и тех же наборов закономерностей и свойств в объектах различных структурных уровней бытия в полной мере касается и морфологических, функциональных и, субстратных особенностей реальности.

В этой связи не стоит забывать и о таких известных исторических прецедентах констатации инвариантности в процессе развития, как учение И.В.Гете о морфологическом типе и концепция единого плана строения животных Э.Ж.Сент-Илера.

Таким образом, сегодня имеются весьма весомые основания для того, чтобы критично отнестись к устоявшемуся образу мира и сконцентрировать усилия на поиске и осмыслении альтернативных возможностей.

Позиция панпсихизма в контексте трансдисциплинарных исследований

Одно из естественных направлений развития выдвинутой выше идеи однородного бытия определяется вопросом: если мироздание однородно, то, означает ли это, что в неорганическом мире мы должны находить и жизнь, и чувственность, и сознание, словом, все то, что хорошо знакомо и легко фиксируемо при изучении объектов высших структурных уровней бытия?

Иначе говоря, означает ли это, что мы должны безоговорочно согласиться с Ф.И.Тютчевым? Напомню его зачаровывающие слова:

Не то, что мните вы, природа:

Не слепок, не бездушный лик –

В ней есть душа. В ней есть свобода.

В ней есть любовь, в ней есть язык…

Думается, что в случае принятия идеи однородного мироздания постановка вопроса о наличии или отсутствии в неорганическом мире сознания, чувственности и жизни, действительно, выглядит вполне естественной, хотя и интригующей. Именно в этой связи позиция панпсихизма вдруг вновь становится актуальной и интересной. И вдруг соглашаешься с тем, что «какой-либо феномен, точно установленный хотя бы в одном месте, в силу фундаментального единства мира необходимо имеет повсеместные корни и всеобщее значение»⁶. Однако, дальнейший анализ возникшей познавательной ситуации свидетельствует, что обсуждаемая картина, скорее всего, сложнее, чем это могло бы показаться при первом взгляде.

Обратим внимание на один факт, хорошо известный биологам-эволюционистам. Я имею в виду процесс «цефализации», т.е. упорного наращивания организмами нервной ткани по мере их продвижения по эволюционной лестнице, что особенно бросается в глаза палеонтологам, вскрывающим последовательные пласты грунта с древними окаменелостями. Конкретно цефализация предстает процессом, в ходе которого первоначальные организмы, вообще не имеющие нервных клеток, эволюционируют в новые виды организмов, уже обладающие нервными клетками (правда, беспорядочно рассредоточенными по всему телу). Эти усложненные организмы в свою очередь эволюционируют в организмы, у которых нервные клетки начинают концентрироваться в скопления. Наконец, на этой основе на следующем этапе появляются организмы с развитой нервной системой и мозгом.

Известно, что именно этот феномен в свое время очень заинтересовал Тейяра де Шардена и даже лег в основу развитой им эволюционной концепции. Менее известно и обсуждаемо то, что под влиянием именно этого открытия родилась столь близкая сердцу отечественных исследователей идея ноосферы. Как отмечал в этой связи В.И.Вернадский, «раз достигнутый уровень мозга (центральной нервной системы) в достигнутой эволюции не идет уже вспять, только вперед»⁷. И далее: «В XX в. впервые в истории Земли, человек узнал и охватил всю биосферу, закончил географическую карту планеты Земля и расселился по всей ее поверхности. Человечество своей жизнью стало единым целым. … Все это результат цефализации Дана (1856), роста человеческого мозга и направляемого им его труда»⁸. Таким образом, процесс цефализации свидетельствует о том, что эволюция почему-то очень небезразлична к психической составляюшей в нашем мире и упорно, настойчиво пестует то, что связано с этой составляющей. Причины такой настойчивости эволюционных предпочтений не ясны, но очевидно, что они должны быть достаточно серьезны и масштабны.

Кроме того, становится понятно и другое: не стоит рассматривать однородность бытия как дурную тождественность всех его областей. Судя по процессу цефализации, в ходе космической эволюции присутствует и внятная изменяемость от аморфно, слабо проявленного состояния интересующего нас эволюционного качества к его постепенному все более четкому выделению и наращиванию, к его методичной «конденсации».

Если приведенное обобщение эволюционных изменений справедливо, то тогда необходимо уточнить, что едва ли стоит надеяться на открытие в атоме зрелой психической жизни. Судя по всему, объекты микромира обладают лишь скрытым замечательным свойством – предпосылкой («пси-фактором»), эволюционное накопление которого и ведет к формированию систем со зрелой психической жизнью.

Итак, разумно предположить, что сознающие, чувствующие и живые системы стихийно порождает реальность, обладающая соответствующими атрибутивными свойствами, точнее, их предпосылками («пси-фактором»). Это, конечно, не утверждение всеобщей одушевленности природы, но свежий взгляд, допускающий рациональное обсуждение и развитие. При этом, конечно же, остается ценным и интересным и все то, что делалось и обсуждалось под знаменами классического панпсихизма.

Александр Крушанов – доктор философских наук, профессор.

_Возврат