А.А.Крушанов
(Москва)
Методология в историческом развитии: что дальше?
Methodology in its historical development: what’s
next?
Contemporary methodology was mainly created on the base of study such
phenomenon as a theory. It seems that it’s time to make a new step and organize
systematical study of “science” as a structural subsystem of Big Science. A.Krushanov (
В XX в. основным и важным
объектом методологического анализа выступала «теория» как в принципе любая в
той или иной степени связная совокупность или система знания, описывающая и
объясняющая некоторый достаточно масштабный
круг явлений. Изучение теорий (своеобразных первичных ячеек Большой
науки) оказалось очень не простым, но плодотворным делом. В результате появился
цикл классических работ, в том числе описывающих особенности процесса смены
теорий. Можно, видимо, даже без особого преувеличения заявить, что современная
методология просто выросла из изучения теорий в их функционировании,
становлении и развитии. Но теперь кажется важным продвинуться дальше и привлечь
внимание коллег к следующему значимому феномену научной жизни, который,
несмотря на частое практическое упоминание исследователями, пока так и не стал
объектом систематического и специального методологического анализа, так что
фактически до сих пор выступает своеобразным «знакомым незнакомцем». Я имею в
виду такую когнитивную единицу, как «отдельная наука», рассматриваемая в
качестве некоторого автономного и целостного массива научного знания.
Неразработанность и недостаточная изученность этого феномена научной жизни
проявляется уже в том, что пока сам термин «наука» фигурирует в довольно
специальном смысловом варианте для обозначения особой формы познавательного
отношения к миру в противопоставлении, скажем,
искусству, мифологии, философии и другими разновидностям того, что
недавно выделялось как «формы общественного сознания». Но сложившаяся таким
образом практика оперирования термином,
к сожалению, затеняет тот факт, что этим же термином фиксируется и другой
смысл: «наука» как целая подсистема Большой науки, что, например,
подразумевается в проектах, посвященных, классификации наук. На мой взгляд,
сегодня методология подошла к этапу, на котором «наука» в смысле большого
корпуса научного знания, связанного воедино единством предмета, может стать
важным, интересным и благодатным источником дальнейшего развития методологии.
Основная работа, как представляется, еще впереди, но
для ее инициирования можно привести несколько признаков, которые характерны,
как кажется, именно для корпуса научного знания «наука»:
1. О наличии науки кажется уместным говорить в том
случае, когда имеется массив научного знания о некоторой единой обширной
области явлений, причем такой массив, который включает в себя несколько теорий
(типичный пример – физика).
2. Рождению науки предшествует появление той или
иной систематики (классификации) изучаемых объектов. Это не очень очевидно,
скажем, для физики в целом (хотя и здесь разрабатывались свои великие
«локальные» систематики), но явно просматривается, например, в случае рождения
рациональной химии (работы А.Лавуазье), на примере классификации К.Линнея
(позволившей состоятся биологии), в других важных случаях.
Обычно вопросы систематики предметного поля будущей
науки приходится решать одновременно с выработкой средств ухода от «ситуации
предстандарта»[1],
которая складывается стихийно и возникает в результате естественной для
систематиков аккумуляции знания из многих доступных источников, что ведет к
появлению в целом очень неудобного (неоднозначного и несогласованного) стихийно
сложившегося понятийно-терминологического аппарата. Обычно творцы формирующейся
науки занимаются специальным разрешением ситуации предстандарта с помощью
целенаправленной разработки согласованной и простой номенклатуры рождающейся
науки, как это в свое время пришлось делать и Лавуазье, и Линнею и другим
систематикам. Это очень важная и специфическая задача, очень характерная именно
для становящейся науки.
3. Для самоопределения отдельной науки важно
вскрытие однородности в некотором довольно обширном массиве явлений. В развитых
случаях в полном корпусе науки может даже выделится специальная автономная
подсистема, описывающая общие свойства, т.е. однородность характерную для всей
предметной области. Так, например, в корпусе биологии оказалось возможным
наряду со специализированными зоологией и ботаникой выделить свод обобщенных
знаний, отнесенный к компетенции «общей биологии».
Сегодня, в эпоху
глобализации, обсуждаемая проблема, как представляется, начинает приобретать
интересный новый разворот, который можно представить следующим образом: если
целый ряд основных фундаментальных наук сформировался в XIX
веке, то можно ли ожидать дальнейшего «комплексирования» научного знания
теперь, спустя 200 – 150 лет после предыдущего этапа наукогенеза – процесса
исторического порождения отдельных наук.
На мой взгляд, уже имеются основания не считать этот вопрос праздным и
умозрительным. Во всяком случае, уже наметились даже две перспективные линии
дальнейшего развития событий:
Так, необходимо иметь в виду
попытки построения Теории Всего, что фактически означает не просто стремление
свести воедино все, что в будущем можно будет описать с помощью «единой
формулы», описывающей четыре известных физических взаимодействия. В программе
энтузиастов этого направления явственно ощущается редукционистская надежда на
превращение физики в этакую Супернауку, которая по своим возможностям и
предметному охвату превзойдет все известные ныне науки фундаментального цикла.
Надежда не новая, но главное, что уже сегодня стало естественно и достаточно
обыденно рассуждать о работе столь больших масштабов, словно глобализация жизни
сделала возможной и востребованной глобализацию научной деятельности. Об этом
задумываешься тем более серьезно, что в принципе в динамике Большой науки последних
десятилетий просматривается и еще одна характерная тенденция масштабного
комплексирования знания, которая при учете только что описанной тенденции к
построению Теории Всего начинается «читаться» по-новому.
Речь идет о таком в принципе
хорошо известном факте, как рождение в XX веке целого семейства
универсальных дисциплин (кибернетика, системология,
ритмология, синергетика…), обладающих значительно более масштабной
приложимостью, чем даже науки фундаментального цикла. Не означает ли это, что
Большая наука открыла для себя новое обширное однородное предметное поле,
изучение которого со временем может привести к рождению какой-то «Меганауки» не
редукционистского толка. В том, что подобное масштабное комплексирование
научного знания достаточно возможно убеждает, например, существование таких
сложных конгломератов знания, как естествознание и обществознание. Может ли при
этом сформироваться новая масштабная наука – пока не ясно, но, кажется, уже
трудно не размышлять в этом направлении даже сегодня.