_Возврат
2. О ПРЕОБРАЗОВАНИИ ОБЩЕЙ СТРУКТУРЫ НАУКИ
Как уже говорилось, провозглашение в 1948 г. кибернетики, впервые внятно и громко заявившей, что между объектами различных структурных уровней бытия имеется общность, не отображаемая философским знанием и требующая его дополнения, представляется этапным событием в историческом движении научного познания. Именно оно инициировало начало активного процесса кристаллизации нового, широко значимого и непривычного массива научного знания.
Изначально кибернетика формировалась как наука о процессах управления в “животном и машине”. Несколько позже появились работы, в которых новые представления были распространены на общественную жизнь. Обнаружение такого сходства между объектами, которые прежде рассматривались автономно и считались существенно различными, очень озадачило. Традиционное противопоставление неорганического, органического и социального миров стало странным образом размываться.
Было похоже, что все же появилась не новая философия, охватывающая все научное знание в целом. Тем не менее, кибернетика совершенно выпадала из ряда наук привычного ранга, отображающих свойства какого-то одного структурного уровня Вселенной (что было характерно, например, для биологии, социологии, химии и других подобных сфер знания). Рассмотрим, как стала преодолеваться возникшая необычная познавательная ситуация.
Прежде всего было провозглашено, что кибернетику не следует путать с философией, что в принципе звучало разумным предупреждением. Далее, было объявлено, что новая наука распространима лишь на живые, технические и социальные системы, но, уж, никак не на естественные неживые. Поскольку попытки подобного рода все же наблюдались, то их стали расценивать как рецидивы антропоморфизации неживой природы. Правда, в таковой угадывались какие-то процессы, очень сходные по виду с процессами регулирования, но даже самым отчаянным исследователям удалось их зафиксировать лишь как “квазиуправление” (т.е. “ненастоящее”, не стоящее особого внимания кибернетиков).
Постепенно неординарность, незаурядная приложимость кибернетических представлений начинает получать в определениях новой науки вполне явное выражение. Напомню, что сам отец кибернетики Н.Винер для подчеркивания широкого статуса своего детища в книге “Кибернетика” использовал подзаголовок, в котором эта мысль фиксировалась с помощью перечисления охватываемых предметных сфер: “управление и связь в животном и машине”. Чуть позже этот список был расширен за счет учета кибернетических процессов, реализующихся и в обществе.
Чтобы коротко выразить мысль о том, что кибернетика приложима сразу к нескольким традиционным предметным областям, стали привлекать близкие по духу термины, что привело к появлению трактовок кибернетики прежде всего как науки об “общих” закономерностях управления или об “абстрактных” системах управления. Этим можно было бы удовлетвориться, если бы только привлеченные термины достаточно точно выражали специфику общности кибернетических конструктов. Но они лишь фиксировали, что речь идет о наличии в новых представлениях элементов общности или абстрактности, что в целом верно, но не может быть признано четким решением возникшего вопроса. Например, реальная кибернетика строила модели процессов управления в том числе и очень конкретного вида (вроде Y = 27X), которые могли считаться “общими” только в очень специальном смысле - в смысле приложимости к биологическим, техническим и социальным системам.
Наряду с этим появились попытки выразить ту же мысль с помощью указания, что кибернетика изучает процессы, происходящие в “сложных динамических системах”. При этом предполагалось, что таким образом задается широкая область приложимости кибернетических моделей, но одновременно она ограничивается только объектами высших структурных уровней бытия. Однако надежды, сязанные с понятием сложной динамической системы, не оправдались, причем, как из-за неясности самой сферы
распространенности сложного динамизма, так и в силу того, что процессы регулирования на самом деле могут реализовываться и с помощью простых схем (типа регулятора Уатта), что новым определением не учитывалось.К слову сказать, даже предварительный анализ того, насколько кибернетические установки запрещают их экстраполяцию на объекты неживой природы, показывает, что особых оснований для категоричных заключений пока нет. То есть сегодня ситуация такова, что, с одной стороны, еще нет достаточно весомых оснований для утверждения, что в неживой природе есть развитые процессы управления (под этим углом зрения она до сих пор систематически просто не изучалась), но, с другой стороны, и отказывать ей в этом так же нет вполне надежных причин. Приходится констатировать, что наши знания о неорганическом мире и о природе процессов управления еще настолько размыты, что жесткость любых выводов не выглядит убедительной.
Итак, с появлением кибернетики возникла настоятельная потребность в том, чтобы научное знание отныне упорядочивалось на основе не только традиционных классификационных признаков, но и с помощью вполне определенных дополнительных. Стало желательным четко фиксировать, характеризует ли научное знание объекты только определенного структурного уровня бытия или имеет более широкий характер. На мой взгляд, отмеченное основание разделения научного знания имеет принципиальный характер, но, между тем, оно до сих пор так и не выделено явным и удачным образом. Поэтому факт появления новой когнитивной дихотомии имеет смысл четко выразить с помощью введения специальной терминологии.
Можно было бы договориться о следующем. Если полученное знание не указывает в явном виде на объекты конкретной природы, т.е. не определяет их как физические, биологические, социальные и т.п., то оно рассматривается как самостоятельная подсистема науки и называется “универсальным знанием”. В то же время знание, обладающее отмеченной субстратной определенностью, можно было бы называть “специфицированным” и, в свою очередь, рассматривать как целостный массив знания. Например, теоретическая кибернетика, общая теория систем, синергетика, объединяемые и развиваемые ими группы идей и образов (вроде понятий “обратной связи”, “подсистемы”, “бифуркации” и т.п.), относятся к универсальному знанию. Однако упоминание таких понятий, как “памятник”, “растение”, “минерал” явно указывает на иной тип знания - специфицированный, поскольку в каждом приведенном случае имеется точная определенность отображаемого структурного уровня бытия (соответственно: сфера общественной жизни; органический мир; неживая природа).
Следует сразу подчеркнуть, что в данном случае слово “универсальное” привлечено не как разговорный эквивалент определения “всеохватывающее”, а во вполне строгом, т.е. терминологическом значении, объясненном выше. Однако выбор именно этого слова связан как раз с тем, что, с одной стороны, универсальность до сих пор не фигурировала в научной литературе в терминологическом строгом значении, а, с другой стороны, это слово обладает полезной ассоциативностью, чтобы не делать обозначение “системно-кибернетически-...-синергетического” слоя знания совсем уж искусственным.
Соответственно я буду полагать, что универсальное знание отражает “универсальные структуры бытия” или в целом - “универсум”. Под универсумом можно понимать сущностный слой бытия, определяющий возможность воспроизведения одних и тех же закономерностей в объектах неорганического, органического и социального миров. Бытие объектов, определяемое их принадлежностью к одному из этих миров, можно называть “специфицированным бытием”. Подобное раздвоение бытия, конечно же, не является чем-то новаторским. В истории философии регулярно воспроизводилась мысль о том, что существует более изменчивое содержание мира (“чувственное”, “неистинное”, “тварное” и т.п. бытие) и относительно устойчивое, определяющее, сущностное его содержание (“истинное”, “божественное” бытие, бытие “абсолюта” и т.д.). Придание знаковому конструкту “универсум” оговоренного выше значения очень удобно для создания единой согласованной номенклатуры для наддисциплинарных исследований и в то же время, как представляется, вполне допустимо, т.к. пока этот знаковый конструкт не приобрел терминологической жесткости и фигурирует в специальной литературе в разных смыслах.
Конечно, некоторого внимания требует тот факт, что в логике есть понятийно-терминологическая пара “универсальный класс”. Но данное словосочетание функционирует довольно вяло (во всяком случае упоминается отнюдь не во всех современных учебниках логики), поэтому серьезной проблемы для использования термина “универсальное знание”, похоже, таким образом не создается. Кроме того, приходится учитывать и то, что логическому “универсальному классу” изоморфно “полное поле событий” теории верооятностей. Иначе говоря, при работе на наддисциплинарном уровне в любом случае придется столкнуться с сопоставлением разных по истокам фрагментов знания, а следовательно и с необходимостью целенаправленного конвенциального преодоления рождаемых таким образом проблем терминологических “нестыковок” и “перехлестов
”.Термин “универсальное знание” весьма удобен для описания панорамных реалий науки и вполне органично встраивается в существующую номенклатурную структуру науки. Намеченное привлечение слова “универсальное” настолько естественно, что порой его можно встретить стихийно упоминаемым в том числе и в значении, которое предлагается закрепить за этим словом при его преобразовании в термин. Пока же обращение к определителю “универсальное” происходит как случайное словоупотребление, нецеленаправленно, т.е. осуществляется как некоторая языковая практика, аналогичная аморфным упоминаниям об “общности” или “абстрактности” конструктов кибернетики.
К настоящему времени проблема вполне вызрела. Становится все более заметным, что имевшийся прежде и близкий по смыслу к требуемому терминологический багаж науки уже не является удачным для выделения и фиксации универсального знания, так как имеет вполне конкретную и значимую иную сложившуюся смысловую нагрузку. Чтобы с этим не было неясности, рассмотрим наиболее типичные и как-то близкие по смыслу классификационно-терминологические связки. При этом, напомню, основная задача сводится к тому, чтобы однозначно выделить знание, существенной родовой характеристикой которого является отсутствие указания на “физическую природу” отображаемых объектов.
Прежде всего, видимо, необходимо упомянуть распространенное общее деление массива научного знания в координатах “эмпирическое - теоретическое”. Обращение к этой классификационной дихотомии показывает, что интересующая нас задача при этом не решается, так как представление о теоретичности знания не видит разницы между понятиями, имеющими отношение к объектам одной природы, и понятиями, равно характеризующими объекты самой различной природы. Понятия “ген”, “кварк”, “устойчивость” и т.п. входят в теоретический каркас науки, но из них первые два вполне определенно содержат в себе знание об отображаемых структурных уровнях бытия (биологическом и микрофизическом соответственно), а последнее понятие в этом смысле оказывается нейтральным, т.е. каким-то иным, хотя тоже теоретическим. То есть разделение знания на эмпирическое и теоретическое, призванное разводить первичные данные, получаемые в ходе непосредственного отображения объектов, и знание о них, более опосредованное и логически упорядоченное
, решает свою задачу, не совпадающую с той, о которой ведется речь в данной работе.Одним из стихийно сформировавшихся вариантов закрепления обсуждаемого знания наддисциплинарного характера стало, как уже говорилось, упоминание о том, что оно носит “общий” характер. Такая идентификация была использована при определении кибернетики, но этим дело не ограничилось. Появился термин “общая теория систем”. В классификаторах, принятых в практике библиотечной работы, стали выделять специальный “общий отдел”. Однако
и эту форму выражения универсального знания, как уже отмечалось, все же нельзя признать удачной. Прежде всего это связано с тем, что понятие общности еще не говорит точно о ее характере, так что рассматриваемым статусом оказываются наделенными очень разные виды понятий и систем знания. Например, понятия “дерево” и “система с обратной связью” обладают признаком общности в отношении отображаемого каждым из них множества объектов, т.е. в этом смысле оказываются родственными, но сферы их приложимости, как легко видеть, существенно отличны, хотя это как раз и надо было бы четко выразить. Неудобство состоит и в том, что существует распространеный вариант упоминания “общего”, в рамках которого общее сопоставляется конкретно с “единичным”, что отражено в любом философском словаре. Едва ли стоит нарушать эту традицию и поддерживать тенденцию к закреплению за широко функционирующим термином еще одного значения.Между тем, когда говорят, что кибернетика - это наука об “общих” законах управления, отнюдь не имеют в виду выделение только общей аксиоматики этой науки, ее концептуального ядра, но подразумевают фиксирование всего массива кибернетического знания (включающего в том числе и очень конкретные модели и построения, что уже отмечалось выше). Отличительным свойством подобного массива, которое и пытаются как-то выразить, является лишь отсутствие указания на “физическую природу” отображаемых объектов, но эта специфика как раз и не схватывается термином “общий”. Поэтому представляется важным привлечение все же дополнительных терминологических средств, позволяющих описывать структуру современной науки вполне точно и однозначно.
Кстати сказать, это убеждение остается в силе и при оценке содержания “общих отделов” в существующих библиотечных классификаторах. Их задачей является сведение вместе литературы, которая по своему содержанию не может быть отнесена к отдельным отраслевым (частным) разделам. На практике это означает совместное комплектование литературы, не только, скажем, по кибернетике и общей теории систем, но также
изданий комплексного характера вроде словарей и энциклопедий, для которых важным является сбор под общей обложкой материалов самого разного рода, без акцента на общности отдельных его блоков.Удачными для фиксации формирующегося из кибернетики, синергетики и других подобных же дисциплин массива знания широкого характера нельзя признать и другие встречающиеся понятийно-терминологические средства. Например, как уже говорилось, не кажется целесообразным использование для этого определения “абстрактное”. Ведь
уже общепринято, что “абстрактное” означает некоторое отвлеченное знание, определяемое в единой связке с “конкретным”, и эта дихотомия успешно описывает, например, внутреннее деление чисто математического знания. Хорошо известно, что наполнение конкретикой разделов абстрактной алгебры порождает различные варианты более специальных алгебраических структур, но отнюдь не дает их автоматических субстратных (“офизиченных”) интерпретаций. В последнем случае речь уже надо было бы вести скорее о переходе от математики к физике, биологии, социологии и т.п., но это выходит за рамки исходного процесса конкретизации абстрактных конструктов математики, требует “конкретизации” совсем иного рода.Точно так же неадекватной оказывается попытка опоры на представления об “идеализированном” знании. Как известно, идеализация в общем случае означает переход от рабочего описания исследуемого объекта, объединяющего самые разнообразные реально фиксируемые его признаки, свойства и связи, к его упрощенному описанию в “чистом виде”, когда некоторые особенности объекта, представляющиеся не очень существенными в пределах возникшей ситуации, считаются отсутствующими вообще, а важные качества наоборот оказываются подчеркнуто преувеличенными. Так появляются образы “материальной точки” (как физического объекта, обладающего конечной массой, но не имеющего протяженности), “идеализированного реле” (как технического элемента, надежность которого оценивается лишь некоторой стабильной вероятностью выхода из строя) и т.д. Очевидно, что и в подобных случаях речь не идет о замене описания, содержащего указание на физическую природу объекта, описанием, в котором таковое отсутствует, а именно это, между тем, принципиально для общей задачи, рассматриваемой в данной работе.
Весьма распространенным вариантом классификации знания стало его разделение на “содержательное” и “формальное”. Однако и эта связка работает в своем определенном ракурсе, как правило, акцентирующем внимание на переходе от исходного, интуитивно осознаваемого и нечеткого знания, к знанию строго определенному и точно выраженному. Последнее достигается в ходе “формализации” знания, включающей экспликацию (уточнение) исходных понятий, введение четко фиксированной системы правил работы с ними, символизацию понятий. Причем наиболее зримым выражением перехода от содержательного к формальному (формализованному) знанию считается именно символизация знания, т.е. его отображение с помощью сокращающих запись условных обозначений: “Если же, наряду с аксиоматизацией и точным установлением логических средств, понятия и выражения данной теории заменяются некоторыми символическими обозначениями, научная теория превращается в формальную систему”. Ясно, что при всей важности и распространенности данной классификационной пары, ее нельзя привлечь для однозначной идентификации, распознавания подразделений науки, обозначенных выше как массивы универсального и специфицированного знания.
Если до сих пор разговор шел о вполне устоявшихся, и как-то близких к интересующему, вариантах общего структурирования научного знания, то теперь необходимо отметить две более поздние попытки введения определителей подобного рода. Так, может показаться, что массив знания, характеризующийся отсутствием указания на природу отображаемых объектов, нормально выражается с помощью представления о “междисциплинарности”. В подобной постановке вопроса отражается тот реальный факт, что, действительно, обсуждаемый комплекс знания имеет прямое отношение к самым разным отраслевым сферам науки, к ее разным дисциплинарным областям. Поэтому весьма часто кибернетику, общую теорию систем и синергетику относят к исследованиям именно междисциплинарного характера. Но все дело в том, что мы опять сталкиваемся со случаем неоднозначности: “Важнейшая особенность всего современного знания - преодоление былой изолированности его основных отраслей и возникновение новых междисциплинарных наук и научных направлений, которые выступают либо в виде переходных, связывая между собой основные отрасли науки, либо в виде стержневых, пронизывая различные, обычно далеко отстоящие друг от друга отрасли знания” (курсив мой - А.К.).
Сегодня междисциплинарность упоминается и рассматривается фактически чаще всего в смысле комплексной вовлеченности знания, когда стоящая практическая задача не решается с помощью лишь одной отрасли науки. Так, не может не быть междисциплинарной космонавтика. Биохимия также удовлетворяет этому признаку, так как предполагает изучение химической стороны биологических процессов и явлений. Однако ясно, что этот подход к знанию подчеркивает отнюдь не принципиальный для данного исследования ракурс, во всяком случае он не выделяет его однозначно.
Еще один путь к решению обсуждаемой проблемы в свое время был намечен введением специального термина “общенаучное” знание. С самого начала этот подход вырастал из осознания того, что появилось целое семейство видов познавательной деятельности, предполагающих выход за пределы отдельных традиционных областей науки. Однако понятие общенаучности в формировавшемся варианте было только определенной начальной констатацией, и
не стало перспективной эвристикой, поэтому довольно быстро оно утратило свою первоначальную привлекательность для исследователей и забылось. Исходный импульс для инициирования работы в данном направлении оказался не вполне достаточным.Характерно и то, что в состав общенаучного знания были включены и широкие понятия онтологического характера (разнообразие, симметрия, система и т.п.), и более специальные понятия гносеологического и наукововедческого типа (научная информация, формализация, интерпретация и др.). К слою общенаучного знания были отнесены и такие проблемы, как, например, освоение космоса, что само по себе важно и интересно, но ближе по смыслу к пониманию междисциплинарности, комплексности. В получившемся виде общенаучное знание все еще оказывалось каким-то запутанным и довольно всеядным: “То, что мы называем общенаучными формами и средствами исследования, оказываются, как мы уже отмечали, общенаучными в разном смысле. Одни из них применяются в большинстве научных дисциплин, обнаруживая принципиальную возможность “овладения” всеми отраслями науки. При этом понятия, составляющие их концептуальную систему, характеризуют как бытие, так и познание. Другие средства познания характеризуют только логико-гносеологические аспекты познания, выражая общие для
всех наук моменты исследовательского процесса. Понятия, связанные с этими приемами исследования, носят специфически гносеологический характер (семиотические средства, например)”. Ясно, что в развивавшемся виде выделение общенаучного знания не обладало однозначной определенностью, которая важна для идентификации знания лишь универсального типа.Все выше сказанное ведет к убеждению, что понятийно-терминологический инструментарий науки нуждается в определенном дополнении, что и делает оправданным введение специального различения “универсального” и “специфицированного” знания. Поскольку, как представляется, это очень важный момент, целесообразно еще раз четко определиться с содержанием рассматриваемой когнитивной пары.
Итак, развитие науки последних десятилетий показывает, что в ее составе постепенно кристаллизуется массив знания, все компоненты которого обладают одной отличительной особенностью, - они не характеризуют свойства объектов лишь одного структурного уровня бытия и не указывают на какой-то отдельный
конкретный структурный уровень. Ставшие традиционными или новые достаточно известные способы классификации научного знания не позволяют выделить формирующуюся подсистему науки однозначным образом. В связи с этим для фиксирования новых реалий науки необходимо ввести дополнительные понятийно-терминологические средства. Соответственно в данной работе прежде всего различаются:1. Универсальное знание - знание, содержание которого не указывает на физическую природу отображаемых объектов, т.е. не соотнесено с объектами лишь одного конкретного структурного уровня бытия (“система”, “самоорганизация”, “колебания”, “число” и т.п.). Использование такого признака-критерия встречается в реальной познавательной практике: “... математические модели в виде систем дифференциальных уравнений могут описывать процессы в объектах самой различной природы. Тот же универсализм имеет место при использовании оптимизационных моделей линейного или нелинейного программирования и т.п. Если предъявить математические модели (без комментариев), то будет невозможно сказать, какой конкретно объект и какие конкретно процессы описываются”.
2. Специфицированное знание - знание, содержание которого указывает на физическую природу отображаемых объектов, т.е. однозначно соотнесено с объектами одного конкретного структурного уровня бытия (“молекула” - это знание о химическом мире; “биоценоз” - об органическом мире; “культура” - это знание об обществе).
Введение новой понятийно-терминологической пары пока можно рассматривать лишь в качестве четкого закрепления реалий современной науки, однако важно, чтобы подобный подход порождал какие-то продуктивные идеи, свидетельствующие о существенности выделенной связки. Постановка такого вопроса вполне естественна, и соответствующий анализ позволяет ответить на него вполне положительно, т.к. исходные представления допускают весьма разнообразное развитие и полезные приложения. Если иметь в виду последнее, то можно вновь вернуться, скажем, к кибернетике и общей теории систем и попробовать определить их более точно.
Так, кибернетика предстает наукой о закономерностях управления
универсального характера. Общая теория систем, в свою очередь, - это область научного знания, связанная с отображением универсальных закономерностей системной организации объектов. Очевидно, что при таком задании двух затронутых областей знания развиваемые ими образы и модели могут быть и очень абстрактными, и очень конкретными, но при этом не теряющими своей потенциальной обширной приложимости к изучению объектов самой различной физической природы.Связка “универсальное-специфицированное” интересна и тем, что она не содержит в себе никакой устоявшейся предвзятости в отношении того, что включать в ту или иную разновидность знания. Например, очевидно, что в массив универсального знания дополнительно к уже упоминавшимся понятиям кибернетики, синергетики и системологии естественно “напрашиваются” философские категории онтологического ряда (“качество”, “причина”, “содержание”, “скачок” ...). Вполне уместным видится включение в получающийся таким образом массив знания и конструктов математики (“множество”, “функция”, “группа”, “операция сложения”, “число p ” ...). В аналогичном положении оказываются и программы для ЭВМ. Таким образом, введенные выше определения позволяют вполне естественно собрать под одной крышей области знания, обычно не рассматриваемые в тесном единстве. Все это делает массив универсального знания весьма внушительным и содержательным для систематической работы с ним, но в то же время не безграничным, чтобы его изучение не стало неподъемным.
Кстати сказать, введение специального критерия для четкой идентификации универсального и специфицированного знания позволяет понять, что классическая однородная иерархия понятий типа “яблоко-плод-органическое тело-материальный объект” является некорректной. Сегодня уже трудно не заметить, что в ней скрыты два принципиально отличных перехода: яблоко, плод и органическое тело - это понятия ограниченного масштаба, специфицированные; материальный объект - это категория универсального массива знания, поэтому допускает как детализацию (конкретизацию) без потери исходной универсальности, так и специфицирование, в том числе в биологическую оболочку.
В связи с разведением универсального и специфицированного массивов знания целесообразно определить и две связывающие их характерные операции:
1. Операция универсализации знания (или просто “универсализация”) - это операция, с помощью которой из состава специфицированного знания осуществляется выделение когнитивных образов универсального характера, что может происходить и как переход от специфицированного знания к уже имеющемуся универсальному;
2. Операция специфицирования знания (или просто “специфицирование”) - это операция, содержание которой составляет переход от универсального знания к специфицированному, выступающий в форме выработки нового специфицированного знания или в виде установления соответствия между универсальным знанием и уже имеющимся специфицированным.
Примером универсализации знания можно считать выявление общности в процессах управления, осуществляющихся в живых и технических системах, что привело к выработке специального универсального понятия “управление”, легшего в основу специальной новой науки кибернетики. В то же время трансляция идей кибернетики в социальное познание и попытки развития на этой основе “социальной кибернетики” были примерами осуществления специфицирования знания, его своеобразного приложения и интерпретирования. Подчеркну, что результаты последней процедуры точнее относить не к кибернетике (ведь она входит в универсальную подсистему науки), а к специфицированному знанию, в качестве описания кибернетических “аспектов” систем вполне определенной физической природы. Например, “предмет биологической кибернетики состоит в изучении специфических для живых существ общих принципов и конкретных механизмов целесообразного саморегулирования и активного взаимодействия с окружающей средой. Следует подчеркнуть, что при этом речь идет о разделе именно биологии, о более глубоком изучении явлений жизни, о вскрытии новых ее закономерностей средствами кибернетического анализа, а не об иллюстрации общих законов кибернетики на примерах деятельности живых существ. Поэтому, строго говоря, было бы правильнее определить эту область знания как кибернетическую биологию ...”.
Кстати сказать, полезно иметь в виду, что зачастую специфицирование универсального знания может вести все же лишь к выводу о том, что соответствующая область науки уже самостоятельно выработала сходные представления, даже не подозревая о существовании (или возможности) каких-то общих разработок: “Один из героев Мольера, г-н Журден, с удивлением узнает от своего учителя, что он всю жизнь говорил прозой. Нечто подобное имеет место в экономической науке и кибернетике. Экономисты еще на заре политической экономии изучали проблемы, которые ныне определяются как кибернетические”. Тем не менее, даже знание подобного рода в конце концов вполне ценно, так как позволяет включить любую область науки в значительно более обширный контекст и точнее упорядочить изучаемые события по их существенности и общей соотнесенности.
Итак, введение новой явно определенной понятийно-терминологической пары имеет вполне прагматический смысл. Главное заключается в том, чтобы органично собрать все дисциплины универсального характера (и только их) в единый однородный массив знания (и философию, и синергетику, и системные наработки, симметрийные представления, “ритмологию”, кибернетику, математику ...). Уже сегодня получающийся таким образом комплекс знания вполне впечатляющ и является серьезным фактом для размышления о реальной структуре современной науки и нашего мира. Однако, предваряя возникающие при этом соображения, прежде целесообразно ответить на два вполне возможных встречных уточняющих вопроса-возражения.
Во-первых, если философские, системные, синергетические и т.п. представления уже сегодня выглядят “по-настоящему” универсальными, т.е очень широко применимыми, то образы и понятия кибернетики обладают вроде бы все же меньшей приложимостью, т.к. в неживой природе признаков явной кибернетичности пока не обнаружено. Это реальный вопрос, однако, как представляется, его можно трактовать и следующим образом. Поскольку сегодня имеется целый массив родственного универсального знания, и поскольку кибернетика явно “тяготеет” к дисциплинам именно этого цикла, то целесообразно проверить надежность выводов о том, что кибернетических процессов в естественном мире неорганических систем действительно не существует. Размышление над состоявшимися спорами по поводу кибернетики, как уже отмечалось, ведет к убеждению, что сформировавшийся ответ на вопрос о том, могут какие-либо естественные системы неорганической природы рассматриваться в качестве полноценных кибернетических или не могут, пока не бесспорен. Сегодня, когда накал былых дискуссий сошел на нет, есть необходимость вновь вернуться к старому вопросу. Хочу подчеркнуть еще раз, что для уверенного ответа на него потребуется соблюдение по крайней мере двух следующих условий: знания о кибернетических процессах должны быть вполне отчетливы, а знания о неорганическом мире должны быть достаточно полны. Иначе говоря, прежде всего надо иметь четко очерченную концептуальную картину того, что предстоит искать, с тем чтобы была ясность, а собственно какие вопросы следует задавать природе. Не менее важна и вторая сторона проблемы - знания о природном объекте должны быть весьма детальными, ведь иначе разговор будет вестись не о сущностных свойствах самого предмета, а об особенностях его бледной и бедной копии. Пока эти важные предпосылки не выстроены в должной мере, поэтому вопрос о “кибернетике неорганического мира” отнюдь не представляется закрытым. Во всяком случае рождается отчетливое убеждение, что итоги состоявшейся на этот счет дискуссии все еще совсем не категоричны.
Во-вторых, упоминание в массиве универсального знания математики так же может быть не лишено определенных сомнений. Все остальные перечисляемые науки считаются явными “науками о Природе”. Между тем, как известно, этого напрямую не принято числить за математикой из-за свободного существования в ней онтологически никак не интерпретируемых понятий. Встречается даже убеждение, что “отделение от содержания, полное безразличие к нему и характеризует математику как особую дисциплину”, в то время как, например, “теория колебаний, несмотря на ее насыщенность математикой, а также на то, что выявленные ею закономерности носят в основном количественный характер, не является частью или разделом математики, она есть, хотя и весьма абстрактная, но все же значительно более конкретная, чем математика, самостоятельная дисциплина”.
Это вновь вполне реальный вопрос, о котором важно помнить и над которым вполне возможно размышлять. Для меня в качестве более приемлемой позиции выступило мнение авторитетов, считающих, что “...даже в наше время найдется не один математик из тех, кто проповедует непримеримый формализм, который в глубине своего Я охотно бы подписался под признанием Эрмита: “Я верю, что числа и фукции анализа не являются произвольным созданием нашего разума; я думаю, что они существуют вне нас в силу той же необходимости, как и объекты реального мира, и мы их встречаем или открываем и изучаем точно так, как это делают физики, химики или зоологи”.”.
Кстати сказать, возникающий таким образом вопрос о возможности онтологизации “ненормальных” математических структур, как показывает его специальное изучение, позволяет увидеть некоторые прежде не замечаемые интересные вещи, подтверждающие полезность его постановки. Для проверки надежности выбранной позиции, явно тяготеющей к реализму, я рассмотрел показательный случай отрыва теоретических построений от действительности, каковым издавно считается, например, открытие математических “мнимостей”. Обычно подчеркивается даже, что “сокрушительный крах вере во всеобщность “естественной интерпретации” нанесло открытие комплексных чисел. С такого рода числами непосредственно не могло быть сопоставлено никакое чувственное представление вещей. Для интерпретации этих “мнимостей” пришлось применить другой метод, относящийся к области строгой интерпретации, метод поиска не чувственных образцов, а таких понятий, за пределами арифметики, которые, обладая “естественной интерпретацией”, в то же время могли бы быть изоморфно сопоставимы с понятиями арифметики комплекснывх чисел”.
Изучение данной проблемы показало, что она по своей природе связана с существованием вполне определенного единичного предстандарта типа кентавризма. Понимание этой особенности возникшей ситуации позволило найти очень простое решение старой проблемы, с которым вы можете ознакомиться в разделе Приложения “Являются ли “мнимые” числа мнимыми?” Подчеркну, что объяснение оказалось чрезвычайно простым, что делает его очень легким для понимания и вполне убедительным. Но это же укрепляет убеждение, что математические конструкты оправдано и полезнее рассматривать как отображение реальных структур бытия, выражусь даже более резко, - узловых структур бытия.
В заключение разговора в рамках данного раздела можно высказаться о некоторых перспективах, приоткрываемых последовательной разработкой массива универсального знания.
Итак, можно констатировать, что в последние годы исследователи в разных формах, под разными знаменами занимаются некоторым единым делом. А именно, во всех затронутых увлечениях и поисках постоянно идет аккумуляция универсальных знаний. А это означает:
1. Все большее число вроде бы разных объектов и явлений мы можем описывать единым и относительно небольшим набором понятий, концепций и теорий. Следовательно, есть шанс, что можно будет существенно облегчить процессы изучения и использования знания, т.к. осваивать придется не множество разрозненных наук, но некоторый один универсальный комплекс информации. Ведь было время, когда каждое деление чисел требовало героических усилий, а потом открыли простые общие правила, и это арифметическое действие стало типовым и общедоступным.
2. Универсальное знание можно будет с большой пользой “перекачивать” (т.е. передавать, транслировать) в менее развитые области науки. А это сделает изучение соответствующих объектов намного более эффективным (ведь будут очень полезные подсказки), а то и просто возможным. Например, изучение ультрамикромира - мира сверхмалых размеров, сегодня очень затруднено, т.к. математика этих разделов физики слишком сложна, а для проведения экспериментов требуются колоссальные средства. Но если иметь под рукой комплекс универсального знания, то вполне разумно предположить, что это знание и об объектах ультрамикромира. А тогда у нас появляется возможность для разворачивания работы совсем не на пустом месте. Или наоборот, нам очень трудно понять динамику социальных процессов, т.к. ноосистемный мир еще слишком молод по космическим меркам. Но ведь выявив универсальные закономерности на основе изучения, например, биологических, химических, геологических объектов, мы получим подсказки и для лучшего понимания свойств социо-природного мира. Опять-таки создается возможность работать совсем не вслепую, не методом проб и ошибок, но очень эффективно.
Словом, есть серьезные основания полагать, что интерес к универсальным представлениям в обозримом будущем не только не уменьшится, но возрастет. Так что не хотелось бы, чтобы сегодняшняя еще почти чисто академическая дилемма вводить или не вводить новую терминологию (для четкой фиксации реалий современной науки), заслонила бы куда как более важные и очень практически значимые проблемы и моменты.